3
" New skin, a new land! And a land of liberty, if that is possible! I chose the geology of a land that was new to me, and that was young, virgin, and without drama, that of America. I traveled in America, but instead of romantically and directly rubbing the snakeskin of my body against the asperities of its terrain, I preferred to peel protected within the armor of the gleaming black crustacean of a Cadillac which I gave Gala as a present. Nevertheless all the men who admire and the women who are in love with my old skin will easily be able to find its remnants in shredded pieces of various sizes scattered to the winds along the roads from New York via Pittsburgh to California. I have peeled with every wind; pieces of my skin have remained caught here and there along my way, scattered through that "promised land" which is America; certain pieces of this skin have remained hanging in the spiny vegetation of the Arizona desert, along the trails where I galloped on horseback, where I got rid of all my former Aristotelian "planetary notions." Other pieces of my skin have remained spread out like tablecloths without food on the summits of the rocky masses by which one reaches the Salt Lake, in which the hard passion of the Mormons saluted in me the European phantom of Apollinaire. Still other pieces have remained suspended along the "antediluvian" bridge of San Francisco, where I saw in passing the ten thousand most beautiful virgins in America, completely naked, standing in line on each side of me as I passed, like two rows of organ-pipes of angelic flesh with cowrie-shell sea vulvas. "
― Salvador Dalí , The Secret Life of Salvador Dalí
4
" Всю мою жизнь мне действительно было очень трудно свыкнуться с озадачивающей «нормальностью» существ, которые населяют мир. Я всегда говорил себе: ничто из того, что могло произойти, не происходит. Не могу понять, как это человеческие существа могут быть так мало индивидуализированны и всегда руководствуются самыми строгими законами приспосабливаемости. Возьмите такую простейшую вещь, как крушения поездов. Сколько тысяч железных дорог покрывают пять континентов — и так немного крушений. Тех, кто устраивают крушения, в тысячи раз меньше, чем тех, кто любит путешествовать по рельсам. Когда в Венгрии арестовали диверсанта Марушку, устраивавшего крушения поездов, это был сенсационный и уникальный случай. Не верю, что человек настолько лишен фантазии, чтобы у водителей автобусов время от времени не появлялось желание выбить витрину Присуник, чтобы на лету не выхватить несколько подарков для своих семей. Не понимаю, не могу понять, почему фабриканты бачков для спуска воды не вложат в их конструкцию бомбу, которая взрывалась бы, когда потянешь за цепочку. Мне не понять, почему все ванны одной формы. Почему бы не придумать страшно дорогие такси — почти как все, но с искусственным дождем внутри, чтобы путешественник надевал плащ, когда на улице прекрасная погода. Не понимаю, почему мне не приносят отварной телефон, когда я заказываю жаренного омара, почему охладиться в ведерке со льдом ставят шампанское, а не вечно теплых и липких телефонных абонентов. И почему бы не заворачивать в соболиные меха разбитые телефоны с зеленой мятой в форме омара с дохлой крысой внутри — прямо Эдгар По, почему бы не водить их на поводке или не ставить на спину живой черепахе… Поражает ослепление людей, всегда совершающих одно и то же. Меня также удивляет, почему служащий банка не съедает чек, мне удивительно, что художники раньше меня не додумались рисовать «мягкие часы»… "
― Salvador Dalí , The Secret Life of Salvador Dalí
5
" Как бы там ни было, в тот период я и в самом деле не был «нормальным». Впрочем, как определить для живого существа лимиты «нормальности» и «ненормальности»? Я говорю, что в 1929 году в Кадакесе я не был нормальным – и это означает, что это верно по отношению к сегодняшнему дню, когда я пишу книгу. Несомненно, я сделал огромные успехи, приспосабливаясь к действительности. Когда у меня появилась первая галлюцинация, я получал удовольствие от своей необычной психики и стимулировал свои «необычности». Каждое утро я немного поливал растение моего безумия, до тех пор, пока оно не стало цвести и давать плоды, которые чуть не пожрали мою жизнь, и так было до тех пор, пока я не понял, что пора уничтожить это растение, растоптать его каблуками, зарыть в землю и начать снова завоевывать свое «жизненное пространство». Девиз «безумие для безумия» я должен был за год сменить на «Обуздание безумия», который носил уже католический характер. Безумие открыло мне некоторые из своих секретов, которые я тщательно оберегал даже тогда, когда пристрастился к разрушительному его обузданию и пытался увлечь за собой всю группу сюрреалистов. "
― Salvador Dalí , The Secret Life of Salvador Dalí
6
" На заре я проснулся и, не умывшись, сел перед мольбертом, стоявшим в моей комнате рядом с кроватью. Первый образ сутра был - мое полотно, последнее,
что я видел перед сном. Я пытался уснуть, фиксируя его глазами, чтобы сохранить его очертания во время сна, и несколько раз посреди ночи вставал, чтобы на миг взглянуть на него в лунном свете. Или, проснувшись, включал свет, чтобы видеть изображение, которое меня не оставляло. Весь день, сидя, как медиум, перед мольбертом, я фиксировал полотно и видел, как появляются фрагменты моего собственного воображения. Когда изображение точно закреплялось в картине, я тут же рисовал его. Но иногда надо было ждать часами, бездельничая с неподвижной кистью в руке, прежде чем что-то появлялось. Бывали у меня и ложные изображения, я задыхался и недоумевал,
потом они рассеивались, и я говорил себе: "Ну что, теперь искупаемся? "
― Salvador Dalí , The Secret Life of Salvador Dalí
9
" Netikiu, kad autobusų vairuotojai neturi vaizduotė ir kad kartais netrokšta važiuodami prošal išdaužti „Prisunic“ vitriną ir paskubomis pagriebti keletą dovanų savo šeimoms. Nesuprantu, kodėl tualeto bakelių gamintojai neįtaiso į šiuos aparatus bombų, kurios sprogtų patraukus už grandinėlės. Nesuvokiu, kodėl visų vonių forma vienoda, kodėl nesugalvojama brangesnių taksi su viduje įtaisytų dirbtiniu lietumi, kad keleivis turėtų apsivilkti lietpaltį, kai lauke giedra. Kodėl, kai užsakau keptą omarą, man neatneša virto telefono, kodėl ledo kibirėliuose vėsinamas šampanas, o ne telefono rageliai, visuomet šilti ir lipnūs.. Ir kodėl nėra mėtų žalumo omaro formos telefonų sabalinėje įmautėje, skirtų fatališkoms moterims, o su nudvėsusia žiurke viduje - Edgarui Poe, kodėl jie ne su pasaitėliu, kodėl nepritvirtinti prie gyvo vėžlio nugaros...
Stulbina žmonių, visuomet darančių tą patį, aklumas. Stulbina ir tai, kad banko tarnautojas nesuvalgo čekio. Man keista, kodėl dailininkams iki šiol netoptelėjo mintis tapyti „minkštų laikrodžių“... "
― Salvador Dalí , The Secret Life of Salvador Dalí
